Л. Д. Троцкий, Западный фронт, 1920 г.
Мотивы Троцкого и Ленина и на этот раз совершенно не совпадают. Что для Троцкого было делом абстрактного принципа и подпитки гордыни, для Ленина являлось последней попыткой пробиться, наконец, на смычку с революционной Германией.
Сталин тут стоит особняком, находясь в некоем подобии оппозиции. С самого начала кампании он отнюдь не скрывал своих скептических взглядов. «Ни одна армия в мире не может победить (речь идет, конечно, о длительной и прочной победе) без устойчивого тыла, – пишет он в мае 1920 года. – Тыл для фронта – первое дело, ибо он, и только он, питает фронт не только всеми видами довольствия, но и людьми-бойцами, настроениями и идеями. Неустойчивый, а еще более враждебный тыл обязательно превращает в неустойчивую и рыхлую массу самую лучшую, самую сплоченную армию… Тыл польских войск в этом отношении, – предостерегает Сталин, – значительно отличается от тыла Колчака и Деникина к большей выгоде для Польши. В отличие от тыла Колчака и Деникина тыл польских войск является однородным и национально спаянным. Отсюда его единство и стойкость. Его преобладающее настроение – «чувство отчизны» – передается по многочисленным нитям польскому фронту, создавая в частях национальную спайку и твердость. Отсюда стойкость польских войск». В самой категорической форме Сталин осуждает «бахвальство и вредное для дела самодовольство» тех, кто «не довольствуется успехами на фронте и кричит о „марше на Варшаву“, тех, кто, «не довольствуясь обороной нашей Республики от вражеского нападения, горделиво заявляет, что они могут помириться лишь на „красной советской Варшаве“. Свое отрицательное отношение к идее «марша на Варшаву» он вновь воспроизводит в интервью «Правде» 11 июля. Тогда же Сталин пишет проект Циркулярного письма ЦК РКП(б) о необходимости пополнить надежными кадрами Крымский фронт (Собр. соч., т. 4, с. 323, 333, 339, 344, 345). Таким образом, тактико-стратегическая оценка Сталиным положения и первоочередных задач на фронтах этого завершающего в европейской части страны этапа гражданской войны временно не совпадает ни с позицией Ленина, ни тем более с позицией Троцкого. Это затем сказывается в поведении Сталина как члена Реввоенсовета Республики и Юго-Западного фронта.
И. В. Сталин, Царицынский фронт, 1918 г.
В то время как войска этого фронта, которым командовал А. И. Егоров, были сосредоточены на наступательной операции в районе Львова, Западный фронт, возглавляемый М. Н. Тухачевским (член РВС И. С. Уншлихт) и направляемый Троцким, осуществлял рейд на Варшаву. Сведя на нет впечатляющие победы первых месяцев лета, он, как известно, потерпел полнейшую неудачу. Кто виноват в этом провале? Советская историография давала тут разные ответы. Мнение Троцкого нам уже известно. Мнение Сталина и историков его времени емко выражено в «Кратком курсе истории ВКП(б)» (с. 230, 231). Но ближе к истине, пожалуй, малоизвестные документы тех лет и месяцев.
30 августа 1920 года, по горячим следам событий Сталин предложил Политбюро ЦК РКП(б) образовать комиссию «по обследованию условий нашего июльского наступления и августовского отступления на Западном фронте». В связи с полемикой, развернувшейся на IX партконференции (сентябрь), он был вынужден письменно обратиться в ее президиум. «Заявление т. Троцкого, – говорилось в нем, – о том, что я в розовом свете изображал состояние наших фронтов, не соответствует действительности. Я был, кажется, единственный член ЦК, который высмеивал ходячий лозунг о «марше на Варшаву» и открыто в печати предостерегал товарищей от увлечения успехами, от недооценки польских сил. Достаточно прочесть мои статьи в «Правде».
Сталин возражал также Ленину, который упрекал его в пристрастии к Западному фронту, говоря, «что стратегия не подводила ЦК». Сталин отмечал, что ЦК принял решение «в сторону продолжения наступательной войны», доверившись ошибочной информации командующего и члена РВС Западного фронта. Логика ЦК была абсолютно правильной, но ее исходные посылки оказались недостоверными. «Никто не опроверг, – указывал Сталин, – что ЦК имел телеграмму командования о взятии Варшавы 16 августа. Дело не в том, что Варшава не была взята 16-го августа – это дело маленькое, – а дело в том, что Запфронт стоял, оказывается, перед катастрофой ввиду усталости солдат, ввиду неподтянутости тылов, а командование этого не знало, не замечало. Если бы командование предупредило ЦК о действительном состоянии фронта, ЦК несомненно отказался бы временно от наступательной войны, как он делает это теперь. То, что Варшава не была взята 16-го августа, это, повторяю, дело маленькое, но то, что за этим последовала небывалая катастрофа, взявшая у нас 100 000 пленных и 200 орудий, это уже большая оплошность командования, которую нельзя оставить без внимания. Вот почему я требовал в ЦК назначения комиссии, которая, выяснив причины катастрофы, застраховала бы нас от нового разгрома. Тов. Ленин, видимо, щадит командование, – заключал Сталин, – но я думаю, что нужно щадить дело, а не командование» («Большевистское руководство», с.156, 160, 161).
До недавнего времени в числе немногих неопубликованных работ Ленина оставались его выступления на IX партконференции. Тем, кто решал вопрос о составе Полного собрания сочинений, видимо, представлялось удобным выставлять Сталина главным виновником случившегося: не дал, дескать, из упрямства Первую Конную под Варшаву и тем самым предопределил беду. Агитпроповцы довольно неуклюже оберегали авторитет Ленина, который в свое время взял всю ответственность на себя и на ЦК.
Выступая на конференции, Троцкий сравнил состояние измотанных красных войск под Варшавой с состоянием «полусомнамбулы». «В прениях тов. Троцкому было указано, – заметил на это Ленин, – что если армия находилась в полусомнамбулическом или, как он потом выразился, полуусталом состоянии, то ведь центральное стратегическое командование не было или, по крайней мере, не должно было быть полуусталым. И ошибка, несомненно, остается… Если мы не научились после Деникина и Колчака устанавливать эту стену внутренней усталости, если состояние духа на одну треть сомнамбулическое, то мы должны сказать всякому политическому руководителю: благоволите подтвердить наши директивы или изменить. Мы это делать еще не научились, хотя два раза проделали опыт с Деникиным, Колчаком и Польшей». Ленинский анализ причин неуспеха в основном совпадал со сталинским. «Мы встретили большой национальный подъем мелких буржуазных элементов, которые по мере приближения (красных, – Р.К.) к Варшаве приходили в ужас за свое национальное существование, – говорил Владимир Ильич. – Нам не удалось прощупать действительного настроения пролетарских масс и в батрачестве и в рядах промышленного пролетариата Польши» (В. И. Ленин. Неизвестные документы 1891—1922, М., 1999, с. 389—390, 315—316).
Особо следует отметить, что в самый разгар варшавской драмы Сталин обратился в Политбюро ЦК с запиской о создании боевых резервов республики. Непосредственно обобщая происходящее, извлекая из него живые уроки, он предлагал принять программу по этому вопросу, в том числе «меры к постановке и усилению» авто-, броне– и авиапромышленности (это в двадцатом-то году!), не утратившие смысла до конца Отечественной войны. Сталин возмущался тем, что Троцкий ответил на его предложения «отпиской», и перечислял конкретные недостатки армейской работы и способы их устранения. «ЦК должен знать и контролировать всю работу органов военного ведомства, не исключая подготовки боевых резервов и полевых операций, – подчеркивал Сталин, – если он не хочет очутиться перед новой катастрофой» (Собр. соч., т. 4, с. 349). «Несомненно, – острил Троцкий еще в связи с Брестом, – что главная моя забота: сделать наше поведение в вопросе о мире как можно более понятным мировому пролетариату – было для Сталина делом второстепенным. Его интересовал «мир в одной стране», как впоследствии – «социализм в одной стране». В решающем голосовании он присоединился к Ленину»